“От члена ОНК, порой, зависит жизнь человека”. Интервью Павла Глущенко для проекта “ОНК в лицах”
"От члена ОНК, порой, зависит жизнь человека". Интервью Павла Глущенко для проекта "ОНК в лицах".
— Что привело вас в Общественную наблюдательную комиссию?
— Как бы это страшно ни звучало, членом ОНК я стал после того, как столкнулся с пытками в полиции. Да, в это трудно поверить. «21 век!» — скажете вы. Я раньше тоже так думал и даже не предполагал, что такое возможно.
— Вас пытали?
— Не меня. Мою жену. В январе 2016 года вечером ко мне в дом постучали сотрудники полиции. Было совершено преступление, и они опрашивали свидетелей. Когда они узнали, что моя жена домохозяйка, то предположили, что она могла видеть в окно возможного подозреваемого, и попросили ее проехать в отдел, чтобы посмотреть фотографии. «Привезем в целости и сохранности, слово офицера» — пообещали они. И моя жена Марина поехала вместе с ними.
— Вы были участником проекта «ОНК — Новое поколение». Как помогло вам участие в нём?
— Я попал в проект летом 2016 года, когда вынужден был прятать всю свою семью от преследований. Здесь я получил знания, необходимые для качественного осуществления общественного контроля мест заключения. Что нужно проверять и как? На какие законы ссылаться? На что обращать внимание в первую очередь? Как писать заключения?
Все эти знания помогли мне уже осенью, когда я в октябре получил мандат общественного контролера в общественной палате Иркутской области. Номер моего телефона разместили во всех отделах полиции и исправительных учреждениях региона, и началось…
— Ваша жизнь сильно изменилась?
— Значительно. Попробую объяснить. Поступает звонок — созваниваешься с коллегами в поисках того, у кого есть желание и время на выезд, потому что члены ОНК могут посещать закрытые учреждения только в паре, достаёшь из семейного бюджета от 1500 до 5000 рублей на бензин, в зависимости от удаленности учреждения и вперёд! Если это колония, то для полноценной проверки, обычно, не хватает и дня, ведь нужно пройти отряды, посмотреть обстановку, зайти обязательно в ШИЗО/ПКТ, затем провести личный прием осужденных.
После пары первых проверок включилось сарафанное радио и информация о том, что мы помогаем решить даже какие то бытовые проблемы, быстро разнеслась среди сообщества осужденных. Бывало за утро 3−4 звонка, а потом целый месяц тишина, разные были ситуации, но минимум раз в неделю куда-то выезжали стабильно.
В Усольский отдел полиции, тот самый, сотрудники которого были осуждены за пытки моей жены, однажды даже в День рождения пришлось выезжать и доставать оттуда пострадавшего человека с телесными повреждениями, потом везти его в травмпункт.
— Тут нет какой-то готовой формулы. Важны все детали, даже в поведении самих сотрудников. Ведь обычно никто не знает, что именно мы намерены проверить, поэтому, если мы предлагаем пройти, например, в карантин, а у сотрудника начинают бегать глаза или он тяжело вздыхает, — сразу понимаешь, что там где-то непорядок и смотришь всё внимательнее. Один раз от самих осужденных мы узнали, что после нашего уведомления о посещении колонии, было указание от руководства к нашему приходу срезать шпателем грибок со стен и побелить потолки.
Или в женской колонии, к примеру, был такой случай: бросились в глаза табуретки в идеальном состоянии, хотя по срокам выдачи им года три уже было. Но следов износа на них не было от слова совсем.
Выяснилось, что любая царапина расценивалась администрацией учреждения как порча имущества, и за это могли поместить в штрафной изолятор. Исходя из этого принципа, на кроватях сидеть в дневное время тоже было нельзя. В результате, осужденные женщины просто не пользовались этими табуретками, потому они и сохранились в идеальном состоянии.
— Каковы были ваши первые впечатления от посещения колоний?
— Одним из первых был выезд в исправительную колонию общего режима. Туда привезли четверых ребят из ангарского СИЗО. Всем им оставалось до конца срока около месяца.
Из их рассказа я узнал, что после видеоконференцсвязи с судом, их завели по одному в комнату и положили лицом вниз на матрац. При этом, одни сотрудники прижимали их к полу, не давая двигаться, а другие били по поднятым вверх стопам палкой. Тогда в первый раз я увидел распухшие от многочисленных ударов черные ступни ног.
Били для того, чтобы получить подпись в свидетельских показаниях на своего же коллегу, сотрудника колонии, где отбывали наказание эти осужденные, что якобы тот проносил в учреждение запрещенные предметы. Мы отразили все услышанное и увиденное в заключении, созвонились с коллегами, и оказалось, что они нашли пятого пострадавшего с такими же телесными повреждениями в самом СИЗО, но он был сильно запуган и отказался подавать заявление.
— В Иркутской области есть колония для бывших силовиков. Как часто бывшие работники органов государственной власти жалуются на действующих? С чем чаще всего связаны их жалобы?
— Во время моей работы в ОНК колония была сильно переполнена. Перелимит составлял около 200 человек. Ситуация изменилась только после того, как в Приморском крае построили новое учреждение для бывших сотрудников, а до этого момента осужденные находились в стесненных условиях, поэтому больше всего жалоб было связано с условиями содержания.
— Приходилось ли вам за время исполнения полномочий члена ОНК использовать какие-то уловки, чтобы получить нужную информацию?
— Да, такое случалось нередко. Ну, допустим, отказывали нам в учреждении показывать какие-то бухгалтерские документы, начисление зарплаты осужденному, к примеру. Тогда мы приглашали на проверку кого-то из Управления ФСИН, и сразу сотрудники становились сговорчивее.
— Можно ли сказать, что на членах ОНК пыточных колоний, таких как в вашем регионе, лежит двойная ответственность?
— Здесь всё зависит от самого человека, от того, с какой целью он пришёл в ОНК. Например, в моем созыве, часто случалось так, что для выезда у меня просто не было пары. Ко мне приходит жалоба, я начинаю обзванивать коллег, но ни один из двадцати членов Комиссии не может найти время, чтобы съездить со мной по обращению и проверить все обстоятельства.
Но есть нечто похуже, чем просто бездействие. Это замалчивание, сокрытие и ложь. В качестве примера приведу одну историю с ангарской ИК-15. Там люди жаловались на насилие и пытки, а приехал некий Эдуард Петров из «Честного детектива» и выпустил сюжет, как побитые люди говорят, что их никто не пытает, а члены ОНК утверждfют, что всё проверили — пыток нет.
А на сегодняшний день мы видим, что интервьюер «Честного детектива», начальник ИК-15, получил срок, еще как минимум несколько героев сюжета осуждены за превышение должностных полномочий и в судах еще масса дел, в которых этих героев сюжета насиловали швабрами, кипятильниками и другими подручными предметами. Получается такой «Лживый детектив» Петров с лживым ОНК на самом деле…
— Были ли на вашей практике случаи, когда бывший сотрудник органов власти, который получил срок за применение пыток, обращался к вам с жалобой на жестокое обращение?
— На моей практике были и следователи, и участковые, и дознаватели, и сотрудники ФСИН, которым доводилось оказывать помощь и консультировать по вопросам соблюдения прав человека. Даже если человек пытал, это не дает никому права жестоко с ним обращаться. Наказание ему вынесено судом. Права человека равны для всех.
— Важно ли говорить с сотрудниками органов государственной власти о правах человека?
— Очень важно. Вот, к примеру, я принимал участие в семинаре на базе ГУФСИН с МВД и членами ОНК. От службы исполнения наказаний для участия были направлены офицеры (капитаны, майоры с опытом службы), от МВД пришли в основном студенты.
Учились друг у друга. И как показала практика, даже бывалые сотрудники с большим опытом работы открывали для себя что-то новое. Одно практическое занятие вообще выбило их из колеи. Ведущий задал такой вопрос: над колонией завис вертолёт с веревкой, совершается побег, можно ли открывать стрельбу, если колония находится в центре города?
Первыми отвечали опытные сотрудники, все они однозначно ответили — стрелять. Молодежь говорила, что необходимо оценить возможный ущерб, потому что при падении вертолета может пострадать гражданское население. Мы сделали вывод, что молодёжь подходит более взвешенно к принятию решений, они еще не настолько закостенели, поэтому горизонт их мышления намного шире. Таких мероприятий, однозначно, должно быть больше.
— Вы подавали свои документы в следующие созывы ОНК?
— Да, но с 2019 года моя кандидатура ни разу не удовлетворила требованиям, предъявляемым Общественной Палатой к членам Общественной наблюдательной комиссии. Видимо, слишком был активный, часто совершал выезды, добивался привлечения сотрудников к ответственности. Такие как я, на сегодняшний день, не нужны ни в правоохранительных органах, ни в общественном контроле.
Источник: https://onk-faces.tilda.ws/glushchenko